Было часов десять утра, когда Брагин проснулся от сильной головной боли и тяжелого чувства большого, непоправимого несчастья. Где-то раздавалось какое-то глухое непонятное жужжание, и художник не мог сразу понять, откуда оно идет и что оно означает. В первую минуту показалось, что это вода в кухне бежит из крана в раковину. Но, послушав немного, он стал различать слова, сыпавшиеся быстро, одно за другим, почти без перерыва. Изредка слышался другой голос, вставлявший небольшие реплики, и в нем Брагин узнал голос своей жены. Голоса неслись из той части передней, где находилась выходная дверь, и, судя по гулкости их звуков, Наташа с кем-то разговаривала на лестнице у раскрытой двери. Незнакомый женский голос быстро рассказывал:
– Вчера-то? Еще бы! Было, отчего расстроиться! Пришел к нему этот самый артельщик, или кто его знает, кто он такой, отворила я дверь – вижу? парень, бледный, как сама смерть, весь так и трясется. Только и мог сказать: «Карич… господин Карич»! Повела его в комнату господина Карича, а сама-то и замешкалась в коридоре, не помню, по какой надобности. Слышу – парень рассказывает и плачет, говорит и плачет… «Десять тысяч рублей, говорит, потерял. Граф Шульгин, говорит, послал с ними к нам, чтобы вы, значит, внесли их в банк на текущий счет… А я, говорит, по дороге, зашел к знакомым, по той же лестнице, во втором этаже, и у них-то и хватился, что денег в кармане нет»…
Карман-то, оказалось, был худой…
Брагин поднялся и сел на кровати. Побледневшее лицо его, с широко раскрытыми глазами, выражало ужас, который охватил его тотчас же, как только он вник в доносившиеся к нему с лестницы слова. Деньги потерял не Карич, а кто-то другой! Карич его обманул!
– Выскочил он на лестницу, во двор, на улицу, туда, сюда – денег нет! Словно сквозь землю провалились! Тут-то он и кинулся к господину Каричу. Как рассказал он это – господин Карич сейчас же – вон из комнаты, да на лестницу, как был, без пальто, без шапки. Парень за ним, идет и плачет. Побежали искать деньги. Через час господин Карич вернулся. Слышу, говорит, на лестнице: «Пойди, говорит, к графу и заяви! Ничего не поделаешь!» Это он парню-то сказал. А у самого, как вошел в переднюю, лица не было… Потом, слыхала я, долго ходил по комнате, с час, по крайней мере, а после лег отдыхать. Да вдруг, как вскочит, да на лестницу, в чем был, словно ума лишился. Вижу, человек покой потерял, опять искать побежал… И то сказать, деньги большие, да и парня, видно, жаль ему было… Вернулся уж вечером, как стемнело. Весь мокрый, под дождем то промок, а сам ничего, смотрит на меня с усмешечкой и руки потирает. Нашли? – спрашиваю. «Нет», – говорит. И хитро таково усмехается. Ну, думаю, хитрит что-то… А нынче утром и показывает мне деньги-то. Я так и обомлела. Этаких-то деньжищ видать мне еще не приходилось. «Иду, говорить, к графу, деньги отдавать»… То-то награду получит! И дай ему Бог, человек он хороший, не играет, не пьет, не скандалит, примерный у меня жилец… Да, что-ж это я, Господи, стою тут с вами! Делов у меня куча, а время-то не ждет…
Дверь в передней захлопнулась, звякнул замок. Осторожно, стараясь не шуметь, Наташа прошла в кухню. В столовой что-то быстро застучало – это Котик побежал к матери…
Брагин в изнеможении откинулся на подушку. Его ужас как-то сразу упал, и только огромная тяжесть совершившегося несчастья продолжала невыносимо давить на сердце. И несчастье заключалось не в том, что Карич его обманул и что Брагин отдал деньги не тому, кто их потерял. Они, все равно, и через Карича попадут в руки настоящего их владельца. И не оттого было так тяжело, что Карич, а не Брагин получит от графа вознаграждение в триста или пятьсот рублей. После того, как у Брагина в кармане лежало десять тысяч, которые он несколько часов считал своими – триста или пятьсот рублей казались ничем. В сознании обладания десятью тысячами рублями – было могучее очарование богатства, обеспеченности, в перспективе же получения даже пятисот рублей, если только Карич окажется настолько честным, чтобы отдать их Брагину – он видел только жалкое, кратковременное избавление от голода и жестокой нужды…
Все несчастье заключалось именно и только в том, что у него вчера было десять тысяч рублей, и сегодня их нет! И от этого казалось, что все кончено, дальнейшее существование представлялось темной, беспросветной пустотой…
Он лежал с открытыми глазами, устремив их в пустое пространство, ни о чем больше не думая, весь погруженный в ощущение мучительной, тупой боли в области сердца. Неожиданный случай, давший ему в руки, и тотчас-же отнявший у него большую сумму денег вышиб его из жизненной колеи, лишил тех необходимых душевных устоев, которые заставляли его барахтаться и биться в борьбе за существование – свое, жены и ребенка. Почва жизни как-будто ускользнула из-под его ног, и он почувствовал себя висящим над бездной. Эта бездна уже несколько лет угрожала поглотить его, но инстинкт жизни заставлял его закрывать перед ней глаза. Теперь-же, утратив найденные деньги, которые могли бы спасти его от гибели, он открыл, вдруг, глаза – и в нем все замерло и оцепенело от страха. Он увидел под собой бездну, гибель, от которой, казалось, уже не было никакого спасения…
– Что с тобой? – спрашивала его жена, тревожно наклоняясь над ним: – Ты болен? Или что-нибудь случилось?
Брагин нервно поводил плечами и с гримасой нетерпения, слабо говорил:
– Пройдет… оставь…
Поворачивался к стене лицом, закрывал глаза и бессильно отдавался своему тяжелому чувству тупой безнадежности, давившей на грудь, на голову, на все тело.